ПИСЬМО ДЕДУ ИВАНУ

Дорогой дед Иван.

Вчера я услышала от своего отца новость о том, как ты в свои 70 с лишним лет рвёшься на Донбасс. Воевать. Это похоже на шутку, потому что никто в твоём возрасте уже не выдаст тебе оружие. И я не реагировала на эти твои заявления вплоть до вчерашнего дня. 

Мы давно привычно не реагируем на слова тех, кто здесь не был. Я, как и многие, стараюсь не поднимать тему происходящего в Донецке и других областях, потому что по глазам, по репликам, по тем вопросам, которые люди задают, сразу ясно, что большинство не понимает, о чём речь. Этот не сидел в подвале. Этот не слышал в своей жизни ничего громче салютного выстрела. А этот никогда не бросал свой дом и не видел развороченных зданий. Я уже не говорю о людях - искалеченных или убитых. Зачем об этом говорить, если многим привычнее держаться за свои фантастические представления о том, что здесь все поголовно «террористы»?

Раньше нас за донецкую прописку считали бандитами. Нам не привыкать. До сих пор не забуду шутливый вопрос одного киевлянина в мирное время: «А правда, что в Донецке все ходят в бронежилетах? Всё-таки опасный город...» Нет, не правда. Мы здесь не ходим в бронежилетах. Мы в них рождаемся.

И ты, дед Иван, мог также в этом убедиться. Ведь когда я спасалась в августе 2014 от войны – я приезжала к своим родным, к тебе в Черновцы. И ты обнимал меня при встрече, так по-мужски, размашисто, крепко. Не заметил при объятиях мой врождённый бронежилет? Со слезами на глазах ты спросил у меня:

- Как там?

И я так же кратко ответила, как отчеканила:

- Там война.

Больше, в принципе, тебя ничего и не интересовало. Я не хотела тревожить старого человека женскими эмоциональными рассказами. Поэтому ты и не знал, как в первую неделю в Черновцах я вздрагивала от каждого шороха, звука и грохота в доме или на улице. Ты совсем не знал, что когда жители Черновцов что-то праздновали, запуская салюты, у меня в голове стучала лишь одна мысль, от которой холодело сердце: за мной вернулась война. Конечно, ты и не ведал, как я переживала об отце, который остался дома, в Донецке. Каждый день. Ленты новостей. Нет связи. Поток ужасающих мыслей. Зачем мне нужно было рассказывать тебе об этом, если ты не спрашивал?

А кстати, почему ты не спрашивал? Почему ты смотрел ежедневные новости по ТВ и ни разу не спросил меня – живого очевидца событий, что же ТАМ происходит? Изнутри? Глазами жителя? Я понимаю, ты на много лет меня старше, для тебя я всего лишь «ребёнок», тем более, что внешне смахиваю на студентку. Зачем меня о чём-то спрашивать? Разве я расскажу что-то толковое? Разве я в чём-то разбираюсь? Нет, скорее всего, я просто так приехала в гости на два месяца. Хотя никогда раньше так надолго не оставалась в вашем прекрасном, живописном городе.

Не нужно было меня спрашивать. Не нужно смотреть на ситуацию с разных сторон, если хочешь в ней разобраться, а тем более - идти воевать в этой войне. Ведь это может разрушить ТВ-картинку. И вдруг придёт странное осознание, что эта война абсурдная. Нет, всё и так ясно. Всё понятно. Нужно идти на Донбасс. И точка.

Я пишу тебе это письмо в 5 утра в Донецке при свете свечи ручкой на бумаге, хотя для кого-то это уже стало атавизмом. Так привычно сидеть без электричества который день подряд и спать, как попало – в зависимости от расписания взрывов за окном.

Дед Иван, мне очень хочется тебе это сказать. Ты мудрый и простой человек, ты добрый, весёлый,  щедрый. Тебя очень задевает то, что происходит в твоей стране, в Украине. Ты хочешь, как лучше. Но знаешь, если убрать всю эту доблестную, такую заманчивую для мужчин с боевым духом мишуру в виде: военного адреналина, чувства того, что ты есть спасатель и герой, самопожертвования, любви к своей родине, обыкновенного желания пострелять, быть участником свершения Истории и восстановления справедливости... что останется, если убрать всё это? Перед тобой раскроется очень понятная и простая картинка.

Когда мне приносят на блюдечке твои слова: «Я хочу воевать за Украину и убивать террористов Донбасса!», я вижу бесхитростную сцену... Ты идёшь убивать меня.

Так убери всю эту шелуху.

Приезжай ко мне с оружием и стреляй так.

Ведь смысл и результат будет тот же.

Ты свершишь историю и на этом закончится война.

На каком-то ледяном, заснеженном вперемешку с грязью и кровью поле тебе отдадут приказ запустить один из смертоносных снарядов. И ты запустишь его.

С мыслями о том, что ты несёшь свет и добро. Даже больше - мир.

Ведь между тобой и твоей целью так много шелухи, что ты не видишь, кого именно ты убиваешь.

Я знаю, ты сильный мужчина, любящий своих родных, и никогда ты не сделал бы этого, находясь в шаге от меня. Но издалека – почему бы и нет? Ведь ты отправишь снаряд с посланием «Слава Украине!» 

А случись что со мной, я знаю, ты будешь искренне плакать и горевать. Но ты не свяжешь одно с другим. Ведь тебя не оповестят, чей снаряд и куда прилетит. 

Твой или не твой.

Как будто для убитых имеет значение – какой нацией запущен этот снаряд. Чьей рукой.

Знаешь, я всегда очень любила Украину. И хотя мой родной город – Донецк, часть меня, моих предков – это и Киев, и западные области страны с их уютными ухоженными сёлами, гостеприимными людьми, с природой невероятной силы и величественной красоты. Я не хочу, чтобы вас хоть самым её краешком, хоть одним выстрелом коснулась война. Я не хочу, чтобы в ваших глазах читалось бегущей строкой: «Я знаю, что такое война». Да ведь и нет никакой войны. Никто её не признал. Закрыли глазки, прикрыли ушки - нет никакой войны. Вы всё сами. Вы ВСЕ сами виноваты. А слово «АТО» так похоже на милое детское воспитательное «А-ТА-ТА!», которое добрые родители говорят непослушным сыновьям и дочкам. Мы вас накажем, вы получите от нас на орехи, мы вас покараем... карательными акциями. Что-то мы сделали не так. И даже женщины. Девушки. Дети. Все мы что-то сделали не так, и нас за это карают и карают. А войны никакой нет. Есть телевизор и правильные, нужные формулировки и термины. Что вы делаете?...

Я могла бы сравнить свою родную страну с организмом человека. Есть правая рука – есть левая. Одна рука начинает царапать, щипать, сжимать до боли, резать до крови другую руку. С ненавистью, с усердием. Чтобы другая рука знала своё место. Есть ли в этом смысл? Даже если ты уничтожишь одну руку и лишишься её – она была твоя. Это был единый организм. Здоровый. А теперь он стал калекой. Тело без руки. И ты не можешь жалеть об уничтоженном мизинце, который ты так любил, в отличие от других пальцев неверной, вероломной руки. Этот мизинец так же погибнет. Потому что он – её часть.

Когда ты говоришь, что хочешь идти на войну, ты должен понимать, что ты убьёшь и меня – маленькую часть этого «неправильного» города. Но также ты должен понимать, что ты убьёшь и часть самого себя. Потому что я – и твоя часть. В таком случае ты – самоубийца. Твои мысли уничтожают не только меня. Тебя.

Дед Иван, я не прошу задавать мне вопросы о войне - о чём я думаю, чего боюсь, о стойкости и выдержке в ежедневных победах над собой, когда учишься жить каждой подаренной тебе минутой, оставаться оптимистом и заниматься творчеством, рисованием, созиданием, несмотря на бесконечные вести о продолжении войны и разрушениях. Ведь я так же не хочу сейчас знать и беседовать о чьей-то мирной, беззаботной и праздной жизни, как и ты не хочешь ничего знать о моей жизни на войне. Мною и моей судьбой почему-то больше интересуются совершенно чужие мне люди. Я и этому рада. Им я благодарна. Кто-то другой становится родным. Я же хочу сказать тебе не об этом.

Мне не нужна помощь, не нужна твоя жалость или твоя поддержка. Я люблю тебя таким, какой ты есть. И я прошу тебя об одном. Пожалуйста, в следующий раз думай о тех словах, которые ты говоришь. В какой-то момент они могут не только больно ранить, но и убить того, кого ты совсем не хочешь убивать.

------------------------------------------------

Болгарина Ольга 

bolgarina_olya@mail.ru

Донецк